Ну и черт с ним! Я не жалею. Я лучше ко дну пойду. Меня на поверхности качественный состав окружения не устраивает. Не всегда поверху лучше плавать…
— Приготовьтесь, пожалуйста. Сейчас вам будет вручена награда.
Приготовиться — это в смысле застегнуться на все пуговицы и выпучить глаза в радостном нетерпении?
— Пройдите сюда, пожалуйста. Ожидайте. Каков молодец-удалец! Такому бы агентом в наружке трудиться. А не служкой-референтом. Возник из ничего, молвил слово и исчез в никуда. Растворился, как бриллиант в стакане воды. Словно его и не было. Какие кадры пропадают в канцелярских тенетах! Еще один из стены вынырнул. Такой же услужливо-стеклянный.
— У вас три минуты.
Распахнулась дверь. Затворилась бесшумно.
Президент.
Глава страны.
— Разрешите вручить вам знак высочайшей воинской доблести…
Тянет руку с коробочкой. В коробочке подушечка. На подушечке — Звезда.
Не узнает он меня, что ли? Или делает вид, что не узнает?
— Отвечайте, — шипит за спиной услужливый референт. — Что вы молчите?
А что отвечать? Служу Отечеству?! Так я не военный. Спасибо? Как-то глупо. И за что?
— Надеюсь, что и впредь вы с честью будете исполнять свой долг по…
Все говорит и говорит. Засыпает словами паузу. Как яму галькой. Наверное, это я виноват. Застыл истуканом. Слова в ответ не скажу, руки за наградой не протяну.
— Что с ним? — суетится кто-то сзади. — Толкните его.
Толкают.
— Не надо, — останавливает Президент разволновавшихся референтов.
Выковыривает из коробочки Звезду, разворачивает, собственноручно пристегивает к лацкану моего пиджака. Прихлопывает сверху ладонью.
Вокруг кто-то жидко и подобострастно начинает подхлопывать. Шептать.
— Смотрите-ка, Герой, а в присутствии самого растерялся. В форменный столбняк впал…
— Развернитесь, пожалуйста, в мою сторону.
Они еще и ведомственного фотографа притащили? Для истории. Я у них что, в Конторе — первый Герой?
Вспышка. Еще вспышка.
— Ну, разреши еще раз, по-простому…
Президент шестой части суши придвинулся, и, презрев протокол, сграбастал и крепко обнял своего нового Героя.
Его лицо приблизилось к моему. Я почувствовал его дыхание, тонкий запах дорогого одеколона. Почувствовал, как он постукивает меня по спине.
И еще я увидел возле своих губ его ухо. И снова услышал удивленное шипение:
— Ну что ж он молчит-то. Он же должен что-то ответить. Это же просто неприлично.
Действительно неприлично.
Я увидел его ухо и сказал то, что считал нужным сказать в данный момент. То, что сказать потом мне не представится возможным.
— Сука ты, Президент!
Он не отшатнулся, не закричал, не затопал ногами. Он еще крепче прижал меня к себе. Еще шире улыбнулся. И так же тихо ответил:
— А ты дурак. Не суди о делах, в которых ни черта не смыслишь. И не будешь судим. Гер-рой! Твою мать!
На том мы и разошлись.
Он — государством править. Я — в нем жить.
А через полгода случилась большая кровь. Я не знаю, кто в ней оказался прав, кто виноват. Но я знаю, кому она была выгодна.
Она была выгодна всем!
Они все-таки добились своего…